22 глава

Содержание мантуанских фресок заставляет еще раз вспомнить о том, что являлось верным зеркалом вкусов и пристрастий важнейших в Италии дворов, — о библиотеках Висконти, Эсте, Каррара и др. Их структура, как уже отмечалось, была практически однородной, но библиотека Гонзага выделялась в этом окружении самым богатым и полным собранием французских книг. Среди сотен манускриптов, сосредоточенных в ней к 1407 году (году составления инвентарной описи сокровищ Мантуанского дворца по случаю смерти Франческо Гонзага), романов на Lingua francigena насчитывалось шестьдесят четыре. Еще в 14 веке эта особенность мантуанской библиотеки привлекала внимание соседей Гонзага. Частный интерес в этой связи представляет письмо Луккино Висконти (1378) к Лодовико I Гонзага, содержащее пожелание получить для чтения «dilettevoli е bellissime storie francesi» (развлекательные и прекрасные французские истории) о Тристане и Ланселоте, т. е. романы о самых популярных персонажах артуровского цикла. Романы об этих героях занимали среди книг Гонзага особенно почетное место.

Более того, подвиги одного из них, Ланселота, были отображены в живописной декорации, осуществленной в конце 14 века в одном из не сохранившихся помещений Мантуанского дворца, известного под названием «Saleta Lanzaloti». В этом окружении декорация Пизанелло должна была стать еще одним проявлением рыцарской традиции, сохраненной в книгах библиотеки Гонзага, отраженной в формах быта и жизни двора, выступавшего подлинным ее защитником.

И, тем не менее, проект «Зала Пизанелло» был уникален, уникален в своей монументальности и откровенной амбициозности. Стремясь всеми способами восстановить престиж семьи Гонзага, изрядно потускневший в результате проигранной Джанфранческо войны и последовавшего после его смерти в 1444 году деления территории маркизата между четырьмя наследниками, Лодовико II видел и в искусстве могучее средство прославления и возвеличивания своего рода. Впоследствии этим обстоятельством будут мотивироваться его отношения с Альберти и Мантеньей, а «Зал Пизанелло» стал первым важным проявлением целенаправленной политики меценатства. Начало работы над мантуанским циклом относится к 1447 году, когда Лодовико, преодолевавший трудности первых лет правления, был особенно заинтересован в «восстановлении» рыцарских и воинских доблестей Гонзага.

В этой связи, поручив Пизанелло украсить один из залов своей резиденции, он задумал создать не просто еще одну декорацию с подвигами прославленного литературного героя, но грандиозную семейную Tavola Rotonda — своеобразную живописную антологию рыцарских романов так называемого Бретонского цикла, включавшую наряду с повествованиями, связанными с королем Артуром, где наиболее популярными персонажами были Тристан и Ланселот, более древние сюжеты, относящиеся к истории отца Артура, короля Утера Пендрагона, и содержавшиеся в таких романах библиотеки Гонзага, как «Мелиодас ди Рустикелло из Пизы», или длинном своде историй о Паламиде-сарацине. В этом слиянии разновременных литературных сюжетов маркиз усматривал глубокую символику. Изобразительная манифестация утопического мира подлинной рыцарственности, олицетворением и средоточием которого мыслился двор Артура, была призвана воплотить представление о древности и знатности рода Гонзага. Отразить связанные с этим родом реальные политические события и, в частности, продемонстрировать династическую связь поколений Гонзага, подобно тому, как она существовала между двумя поколениями рыцарей короля Артура и его отца.

Безусловно, что столь важный в политическом отношении проект декорации предусматривал подробную разработку ее иконографического содержания, осуществленную маркизом вместе с доверенными советниками, и Пизанелло, очевидно, получил определенные указания относительно литературной программы росписи, а главное — эмблематического значения обязательных для композиции изображений. Таковой, в частности, является целиком вся стена с «Турниром», начиная от ограничивающего ее сверху геральдического фриза — орнаментального сочленения декоративных мотивов с эмблемами Гонзага — до самой сцены рыцарского сражения, должной символизировать воинские доблести мантуанских правителей и прежде всего самого Лодовико.

Антонио Пизанелло - Лист с зарисовками декоративных мотивов. Начало 1440-х гг Антонио Пизанелло - лист с зарисовками декоративных мотивов

Как справедливо предположил Пакканьини, центральный герой этой композиции, Тристан, ставший абсолютным победителем длившегося три дня у стен замка Леверцеп грозного сражения и превзошедший в силе и мужестве многих славных рыцарей, в том числе и Ланселота, воплощает молодого правителя Мантуи. Тогда как другие образы фрески изображают реальных персонажей — военачальников и кондотьеров, друзей и врагов Гонзага, одетых в костюмы рыцарей времен Артура.

Однако в той трактовке, какую получила у Пизанелло фреска «Турнир», равно как и в общей художественной концепции мантуанской декорации, преследуемая Лодовико цель создания панегирика роду Гонзага не получила осуществления. Многообразная литературная ткань Бретонского цикла с ее духом фантастики, романтикой странствий и приключений, с ее атмосферой таинственности и загадочности, столь созвучная поэтической фантазии Пизанелло, увлекла художника возможностью сложить собственную легенду о рыцарском мире, перевести на привычный ему язык зримых образов саму историю рыцарства, представив ее как живую действительность. В этой связи артуровский мир в изображении Пизанелло превращается в последовательное повествование, развертываемое на фоне общего пейзажа, где действия героев разных романов воспринимаются как реальные факты, где сменяющие друг друга ситуации связаны пространственным и временным единством.

Особенности авторского замысла обусловили выбор композиционной структуры и специфику изобразительного решения. Задумав сначала организовать сюжетную материю в виде отдельных сцен, расположенных на стене в два ряда, Пизанелло отказывается от этой идеи во имя создания единой и непрерывной декорации, преобразующей архитектурное пространство зала в целостную круговую панораму. Лежащая в русле традиций стенной живописи позднего треченто, эта система расположения фресок более всего подходила для осуществления замысла художника воссоздать на стенах мантуанского зала грандиозную ретроспекцию рыцарского мира, обобщенную и единую картину его истории.