3 глава

«Интернациональная готика», таким образом, является результатом параллельного художественного развития целого ряда стран Западной и Средней Европы, обусловленного общностью эпохи, ее жизненного уклада и эстетических воззрений. Созданию этого искусства способствовали в равной степени и при этом почти одновременно различные художественные центры — Париж, Дижон, Кёльн, Милан, Верона, Прага, где наблюдается тот же блеск придворного церемониала и сходные моды в одеждах. Где читаются одни и те же рыцарские романы, увлекаются охотами и кавалькадами, битвами и турнирами, танцами и играми, а в произведениях искусства тесно переплетаются антикизированная мифология и средневековая аллегория, языческие герои и библейские святые. Открытие реальной жизни и спиритуалистические настроения, религиозные темы, преподносимые в светском истолковании, и изображения повседневного быта, преобразованные в роскошные придворные «парадизо».

В большой мере «интернационализации» европейского искусства способствовало то единодушное увлечение произведениями малых форм, которые, становясь предметами широко распространенного в этот период в аристократической среде коллекционирования, а подчас просто формой вложения капитала, странствовали по всей Европе. Известно немало случаев, когда сильные мира сего заказывали произведения искусства художникам разных стран. Томмазо да Модена, например, написал для чешского короля Карла IV две иконы для украшения замка в Карлштейне, существенно повлиявшие на развитие богемской живописи. В 1366 году жена Галеаццо Висконти Бьянка Савойская вместе с богатейшим гардеробом, выписанным из Парижа, получила украшенный миниатюрами часослов работы французского мастера.

Антонио Пизанелло - Кавалькада в гористом пейзаже. Рисунок. Середина 1440-х гг. Антонио Пизанелло - кавалькада в гористом пейзаже

Там же, в Милане, равно как и в Вероне, Ферраре, Мантуе, пользовались большим успехом французские изделия из слоновой кости и другие произведения мелкой пластики. Фламандские шпалеры, мебель, ткани, определявшие и воспитывавшие вкусы местных художников, а во Франции, напротив, с увлечением коллекционировали северо-итальянские миниатюры, обозначенные в старых инвентарях термином «ouvraige de Lombardie» (ломбардская работа) и являющиеся, по выражению Пакканьини, «своеобразным видом педантской экспансии».

Не менее частыми в этот период были передвижения самих художников, искавших возможности применить свои дарования во дворах наиболее щедрых меценатов, что в еще большей степени повлияло на сложение в искусстве стилистического единства. Так, переезд фламандских миниатюристов на рубеже 14 века во Францию или пребывание в Венеции Микелино да Безоццо оказались решающими факторами в развитии интернациональной готической живописи.

Источники рассказывают также о существовании людей, которые, не будучи сами художниками, сыграли важную роль в формировании «интернационального стиля». Это своего рода «коммивояжеры» в области искусства, занимавшиеся продажей картин, сбором и распространением секретов и рецептов живописи, такие, как миланец Джованни Алкерио или Пьетро Рапонда из Вероны. Разъезжая между итальянскими городами и двором герцога Беррийского, они внесли свою лепту в создание той единой художественной атмосферы, какой дышали мастера разных центров, начиная от берегов северных морей и кончая далекой Испанией. «Беспримерная унификация европейского языка искусства на рубеже 14—15 веков, — пишет по этому поводу О. Пехт, — была результатом многостороннего обмена художественными идеями самых различных стран, удивительно единым конечным результатом общего разговора, продолжавшегося несколько десятилетий, разговора, в котором то один, то другой партнер брали слово».

В Италии «интернациональный стиль» утверждается не только в центрах, расположенных в Паданской равнине, где на протяжении 14 века шел активный процесс рефеодализации социальной структуры бывших коммун и где в силу географического положения, политической и культурной ориентации на европейские страны (прежде всего Францию) с наибольшей легкостью воспринимались влияния, идущие из-за Альп. Он проникает и в Тоскану и в Болонью, где его питательной средой становится новая буржуазия, тот самый богатейший патрициат, давно противопоставивший себя купечеству и принявший участие в развитии меценатства вне меньшей степени, чем придворная аристократия. В Пьемонте и Сицилии, в Умбрии и Эмилии, в Венеции и Флоренции образуются живые центры «интернациональной готики».

Менее всего удивительно, что Ломбардия оказалась тем районом, в котором позднеготическое направление одержало первую крупную победу. В 14 веке она превратилась под властью Висконти в одно из самых могущественных объединений, далеко зашедшее в своих притязаниях на господство во всей Италии.

Честолюбивые ее властители, стремясь превратить свои «лоскутные» владения в целостное государство, наподобие соседней Франции, ориентировались на последнюю не только в дипломатических и политических маневрах, но и в стремлении создать культурный облик своего герцогства по французскому образцу.

Особого расцвета достигает Ломбардия при Джан Галеаццо (1385—1402), чья политика иностранных браков приводит к еще более тесному сближению с Францией, Германией и Австрией. Способствуя оживлению культурных связей с этими государствами и рост придворного церемониала, тщательно культивированный этикет, где до мелочей разрабатывалась «программа» самого человеческого существования, жизнь, пронизанная тысячей условностей. Увлечение моднейшими костюмами, чье назначение — подчеркнуть сословное превосходство аристократии и отделить ее от «черни», — все это характеризовало быт и вкусы ломбардского высшего общества и находило своеобразное отражение в искусстве.